Анатолий Синявский вспомнил военное детство

Во время нашей встречи интуитивно почувствовала, что он специально оттягивает трудную для него тему разговора – воспоминания о войне, о том, что пережито было давно, а все равно помнится, ноющей занозой сидит в его сердце…

В 1941 году к началу войны Толе Синявскому едва исполнилось 14 лет. Жил он с родителями в деревне Брыли под Оршей. Три года находился на оккупированной немцами территории. Незримая смерть постоянно ходила за ним по пятам.

—Немцы издевались над мирным населением, как хотели, — грустно говорит Анатолий Маркович. — За каждого убитого на оккупированной территории своего солдата расстреливали десять ни в чем не повинных мирных жителей: устраивали облавы прямо на улице, по домам, сгоняли народ в одно место и заставляли становиться в общий ряд, каждого третьего заставляли выходить вперед. Набрав без разбора десять человек, на глазах всех тут же расстреливали…

Еще Анатолий Маркович поведал нам историю, участником которой был сам и которая едва не стоила подростку жизни, тем не менее, она говорит о его мужестве…

В Орше в центре города (на месте коллегиума) располагался лагерь для русских военнопленных. Немцы иногда разрешали мирным жителям передавать им одежду и кое-что из скудного запаса продуктов.

—Я с товарищем тоже там иногда бывал, по просьбе матери носил вареную картошку для военнопленных. На подростков охрана меньше обращала внимание, чем на взрослых. Однажды, во время передачи еды, один из пленных шепнул, что надо помочь политруку (немцы их расстреливали в первую очередь) и объяснил, что нужно сделать.

—В следующий раз, когда мы с товарищем пришли с передачей, я соврал на пункте пропуска, сказал, что мы пришли втроем. Полицейский, не став допытываться, где третий, сделал соответствующую пометку в журнале, записал мою фамилию. В условленном месте я передал принесенную мной гражданскую одежду и через несколько минут вместе с нами к выходу направлялся переодетый политрук. Стоявший на выходе другой полицейский только сверил соответствие количества «выходящих» с «входящими», нас пропустил. Выйдя за пределы города, военнопленный поблагодарив за спасение, скрылся в ближайшем перелеске. А мы, ни о чем плохом не думая, направились домой, — рассказывал Анатолий Маркович. — Завтра в наш дом заявились полицаи, перерыли все и, не найдя никого и никаких улик, ушли ни с чем. Через некоторое время мы опять с товарищем приехали в Оршу, подошли к лагерю, где содержались военнопленные, не подозревая вначале, что нас там уже «пасут» полицаи. Вот подходят к нам два «военнопленных» и так по-братски говорят: «Хлопцы, вы помогли нам раз, помогите еще раз». Хоть мал еще был, да ушлый, сразу сообразил, что уж больно смелые эти дядьки и не похожи они на измученных голодом пленных. Я так натурально заплакал, заявил, что ничего не знаю и не буду ничего делать. Немного выждав, мужики эти от нас отошли, а мы ноги в руки — и домой. Спустя некоторое время убедился, что не ошибся в своей догадке: одного из подходивших ко мне мужиков по шраму на лице я узнал в толпе вооруженных полицейских. На такой вот тонюсенькой ниточке висела тогда моя жизнь. И висела так не один раз, — вздыхает Анатолий Маркович.

Отступая под натиском советских войск, немцы погнали перед собой местную молодежь, среди которой был и Анатолий Синявский, на запад. Попали все — и заложники, и сами фашисты, по его словам, «в такое пекло, именуемое минско-борисовский котел», выбраться из которого было практически невозможно.

—Никогда не верьте тому, кто утверждает, что умирать не страшно, — говорит Анатолий Маркович. — Жить хочется всем и в любой ситуации. Не всем нам удалось выбраться из этого «котла». Мне и еще некоторым парням повезло, мы «пристали» к своим наступающим войскам и с ними пошли дальше.

В августе 1944 года Анатолий Синявский попал в учебный батальон. Когда представитель спецслужбы попросил написать автобиографию, он, естественно, не скрывал, что 3 года находился на оккупированной немцами территории. Таких 14-летних в сорок первом году подростков, превратившихся к концу войны во взрослых 18-летних парней, в то время было немало.

—Этот факт долго был темным пятном в моей биографии, — вздыхает Анатолий Маркович. — Сам попросился направить меня в группу разведки, принял участие в одной операции, был легко ранен. Вроде, немного на душе полегчало. Затем был перевод в особый резервный полк командования фронтом. Уже много лет спустя я узнал, что в такие полки направляли тех, кто в годы войны жил на оккупированной территории. Потом перевели меня под Ленинград, в морскую пехоту. И там тоже я не кланялся пулям. В итоге получил тяжелое ранение и был комиссован из армии по инвалидности. Так, незадолго до Победы закончилась моя служба в армии.

Вернувшись на Оршанщину, Анатолий Синявский жил и работал в деревне, исправно выполнял планы по всем видам заготовок, которые доводились населению в то время. В 50-е годы завербовался в Сибирь, спустя несколько лет оттуда уехал осваивать казахстанские степи.

В начале 70-х годов вместе с женой, которой не подходил степной климат, вернулся на малую родину. Осели Синявские в Дубровно. Анатолий Маркович стал работать в строительной организации «Межколхозстрой», вскоре возглавил бригаду строителей. Много лет, вплоть до ухода на пенсию, бригадирил в ПМК-157. За свой безукоризненный добросовестный труд имел много различных поощрений.

—В молодости мечтал написать историю своей непростой жизни, начал вести дневники, — вздыхает инвалид войны Синявский. — Думал, дети почитают, отдельные факты истории внуки узнают не из учебников, а из жизни деда. Потерял я свои несколько толстых, исписанных мелким почерком тетрадей, в процессе кочевой жизни и переездов с места на место. Дети все о моей жизни знают с моих слов.

У Анатолия Марковича Синявского трое детей. Один сын, к сожалению, ушел из жизни, не достигнув пятидесятилетия. Второй сын Василий живет в Дубровно, дочь после окончания медицинского института уехала по распределению в Амурскую область, где живет поныне.

—Много лет назад мой дед часто повторял своим внукам: «Какому государю принял присягу, не вздумай другому принимать…», эти слова я запомнил на всю жизнь. У меня всегда была одна родина, один дом, одна семья. Было много трудностей и сложных периодов в жизни, но не было стыдно за себя и свою жизнь, — подводит черту нашей беседе этот мудрый человек.

Анатолий Синявский и такие, как он и их жизни — наша история. Трудная, сложная, иногда не совсем понятная, такая, какая есть.

Лидия ЧЕПЕЛОВА.